Анжелика. Победа [= Триумф Анжелики ] - Анн Голон

Он чуть было не встряхнул ее от нетерпения.

— Вы видели ее?

— Нет, но я знаю, что с ней стало. Какой-то индеец мне рассказал.

— Рассказывайте, я вас умоляю.

— Сначала она была у ирокезов при миссии в Канаваке возле Мадлен, напротив Ля Шин, а потом индейцы увели ее еще дальше.

— Почему?

— Потому что она прячется от этой женщины, которая хочет ее убить.

Бедный Кантор почувствовал, что от облегчения у него чуть не разрывается сердце.

— Так, милая, это мне нравится, — сказал Кантор, пылко обнимая ее за плечи. — Теперь расскажите мне обо всем в более спокойном месте, вдали от любопытных глаз, которые за всем наблюдают издалека.

Он рассчитывал на то, что она пригласит его в замок, но она привела его в большое здание, то ли склад, то ли амбар. На крюках на потолке висели шкуры. В углу были сложены мешки с пшеницей, на которые они уселись.

Он заметил несколько туалетных принадлежностей: гребень и щетку, положенные на сундук, подушку, длинную женскую накидку, и горшочек с углями, какие бывают на кораблях.

После отъезда ее родителей, — рассказывала Мари-Анж, — «они» тотчас же вернулись. Но неприятность состояла в том, что на этот раз она не поняла, что не ее семья была причиной визита.

— Я заметила их издали. Их карета остановилась на большом лугу, на Королевской дороге. Я не знала, что они собираются делать, и кого ждут. Только потом все выяснилось. Они выслеживали малышку, и схватили ее.

— Боже мой! — воскликнул Кантор, побледнев.

Она торопливо накрыла его руку своей.

— Она убежала от них, говорю я вам! Но будьте терпеливы. Дайте договорить. Наутро они вернулись, разряженные как попугаи, со своими красными каблуками, кружевами и перьями. На этот раз они дошли до замка. Мадам губернаторша возглавляла толпу. Я сказала братьям: «Давайте уберемся отсюда! Выйдем через задний ход и спрячемся в лесу».

Они увидели только опустевший дом. Но после их появления я не захотела возвращаться в эти стены. Я отправила братьев в город, самых старших в монастырь Сен-Сюльпис, где их воспитывали, а самого младшего к сестре, которая вышла замуж за офицера из гарнизона города Сен-Арман. В ожидании я решила пожить здесь. Несколько дней спустя я заметила индейца, который бродил вокруг, в поисках людей, которым хотел передать послание. Я позвала его, и он все рассказал.

Онорина убежала с помощью одной из его сестер-христианок, из племени Аньеров, и они спрятали ее у себя в Канаваке. Но когда они увидели, что эта женщина с таким усердием ее ищет, и что их священники, думая, что поступают во благо, стали ей помогать, они очень испугались. Поэтому они доверили ее каравану граждан Пяти Наций, которые хоть и были окрещены, хотели вернуться в край ирокезов.

— Она спасена!.. — вскричал Кантор, вскакивая и подбрасывая в воздухе свою шляпу. Потом, держа Мари-Анж за руки, он закружил ее в радостном танце. — Моя сестра спасена! Милая кузина, вы сняли с моего сердца невообразимый груз! Эти любители дичи, эти придворные совы не смогут ее отыскать в глубине наших лесов!..

— Они даже не пытались. Ходили слухи, что мадам де Горреста с трудом скрывала раздражение и злобу по поводу тщетности поисков.

— Какую дорогу люди из Канавака избрали, чтобы добраться до их долины Пяти Наций?

— Не знаю. Индеец сказал, что маршрут должен быть тайным, чтобы избежать как можно большего количества опасностей, угрожающих ребенку.

— Пусть так. Я найду… но позднее. Сначала я должен покончить с Демоном. И поверьте мне, милая, не так-то легко будет избавить землю от такой гадины.

Он было, собрался уходить, но Мари-Анж удержала его.

— Наступает вечер. Вам надо будет идти по дороге, потому что река по ночам не судоходна. А если вы вернетесь в город, и вас там узнают? Ну хоть до утра останьтесь. Завтра вам будет лучше, вы наберетесь сил. Я сейчас вам что-нибудь приготовлю поесть.

Пока она отсутствовала, Кантор забрался вглубь постройки. Он с наслаждением вытянулся на подстилке из соломы. Теперь, когда он знал, что с Онориной все в порядке, он почувствовал усталость. У него не было сил думать о чем-либо, он только помнил о встрече с Мари-Анж. Это правда, что она очень похожа на его мать, она, вероятно, была так же энергична в ее годы. Она и сейчас обладала живостью молодости, когда домашняя работа, какое-либо распоряжение или другие срочные дела заставляли ее бежать, подниматься и спускаться по лестницам домов, пересекать поля, не спотыкаться о корни, встречающиеся на лесных тропинках.

Только вот было удивительно, что в Мари-Анж было что-то от души Анжелики, и в присутствии кузины он чувствовал себя так, словно давно знал ее, словно они с раннего детства играли вдвоем в Плесси или в Версале.

Она вернулась с большими ломтями хлеба, с колбасой и сидром. Пока он ел, она расположилась рядом с ним на соломе и сказала, что отец предлагал ей поехать во Францию, чтобы познакомиться с жизнью знатной молодежи. Он почувствовал, что опершись на локоть она смотрит на него, и глаза ее блестят от удовольствия.

Это его немного смутило. Не нужно было забывать, что канадские девушки обладают некоторой дерзостью. Здесь было мало женщин, и они пользовались этим обстоятельством. Они были сама естественность и природа, они были похожи на детей, рожденных вдали от противоречий старого общества подчиненных и властелинов. Изысканные и коварные пути любовных приключений, указанные в «Памятке Нежности» или тонкости куртуазной жизни Парижа не были им знакомы.

Кюре в их церковных приходах и монахини, воспитывающие их, были правы, изучая с ними не церковные правила, а обучая школе замужества. С четырнадцати лет это были скромные маленькие жены колонистов, готовые перенести тяготы зимовки, подчас в одиночестве, рождение детей, полевые работы и уход за скотиной.

Мари-Анж дю Лу в возрасте шестнадцати, нет, почти семнадцати лет, не была замужем, отвергая всех претендентов и не чувствуя религиозного призвания. Таким образом, она оказалась в таком положении, которое с каждым днем становилось все затруднительнее. Она должна была быть одновременно ребенком и «старой девой» по сравнению со своими подругами, родившимися и выросшими, как и она в Новой Франции, но с колыбели до замужества, росли, готовя себя к судьбе жен первопроходцев, хранительниц очага, которая их ожидала.

Здесь годы светского воспитания были не в счет.

— Кузен, не пришло ли время перейти на «ты»?

— Как хочешь, маленькая кузина.

Она снова поднялась, чтобы принести большую шкуру, которую они взяли вместо одеяла, лежа рядом, ибо вечерний холод уже давал о себе знать.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— О завтрашнем сражении, — ответил он, кладя руки ей на грудь и вытягиваясь с закрытыми глазами.

Он был благодарен ей за то, что она не задавала других вопросов и заснула, уткнувшись изящным доверчивым носиком в его плечо.